Рядом с Эдгаром он вновь почувствовал себя мальчишкой. Таким, каким был еще до войны. Александр отлично помнил это время. У его семьи был крохотный домик на окраине Берлина,а рядом с ним рос огромных размеров яблоневый сад. Там было, наверное, штук пятьдесят яблонь, отец в них души не чаял. А какой был аромат, когда эти яблони цвели или были сплошь увешаны румяными душистыми яблоками… Санни все свое детство провел, играя между этими деревьями. Именно в нем он впервые поцеловался. Ее звали Сара. Она была на два года старше, ее губы почему-то пахли сладостями, а глаза были похожи на вишенки, которые окунули в шоколад. Он очень хорошо помнил этот поцелуй и сладкий привкус на губах, как он тогда радовался, как искренне билось его сердца, сбивая ритм. Через пару месяцев семью Сары куда-то увезли. А еще через полгода стало известно, что она погибла в концентрационном лагере. Кажется, тогда вся легкость куда-то и пропала. Сначала отец ушел в армию, затем мать куда-то забрали за то, что она помогала евреям бежать из города. Она знала, что за ней придут, поэтому выгнала своих детей из дома, чтоб ы они не попали под удар. Как же часто Санни потом снился этот яблоневый сад. Даже, когда холод пробирал до костей, когда пальцы отказывались шевелиться, он вспоминал запах яблок и привкус сладкого на губах.
И сейчас, рядом с этим мальчиком, все эти воспоминания проявились в новых красках. И запах яблок, и Сара с блестящими шоколадными глазами, и первый поцелуй. Вот только яблоневый сад погиб от огня в пятьдесят втором году, а первый непорочный поцелуй давно смазался сотнями прикосновений губ.
Мальчик продолжает резать по больному своими словами и взглядами. Их бы хватило на целую школу, да тут у половины мальчишек есть свои взгляды и ядовитые слова в арсенале, как будто всех аристократов с пеленок учат ненавидеть. Хотя, может быть, так оно и было. Откуда Санни было знать наверняка, у него же был яблоневый сад и две маленькие сестренки с веселыми озорными хвостиками.
-Здесь никого,- честно отвечает Фишер, не рискуя подходить снова слишком близко к Эдгару,- За время своей жизни я убивал многих,- он смотрит в пол, понимая, что, наверное, не стоит пугать мальчиками такими фразами, но, если он решил быть честным, то где должна проходить граница этой честности? Видимо, все-таки не так далеко, потому что Эдди испуганным котенком смотрит на него, задавая все новые и еще более странные вопросы.
-Вампиры бывают только в страшилках, - поджимая губы, отвечает Александр, поворачиваясь к фон Ураху спиной и скрещивая руки на груди,- Я не гей, во всяком случае, я думаю, точно не в том понятие, которое вкладываешь ты,- легкая усмешка, которую можно было услышать в голосе, а увидеть ее могло разве что окно, к которому вплотную подошел парень.
Тишина, на какое-то время воцарившаяся в комнате, заставляет Санни время от времени поворачивать голову и смотреть на полулежащего на его кровати мальчика. Что может быть лучше, казалось бы? Но лучше быть вряд ли когда-нибудь сможет. Слишком упрям фон Урах, слишком много в нем крови его предков, такой же крови, как у чертовой куклы директрисы. Забавно, кажется, у этой семьи на генетическом уровне передается нелюбовь к Фишеру.
В уголках окна стекло промерзло, оставляя зимний рисунок на внутренней стороне. Мальчику будет совсем холодно в его комнате, но в самом же деле, не может же, Санни внести его в комнату через окно. А открывать двери силой мысли он, кажется, еще не научился. Полумольба- полувсхлип вновь заставляют парня вздрогнуть, разворачиваясь всем телом к мальчику. Что сейчас происходит в этой голове, чего именно он боится? Как жаль, что он не умеет читать мысли, это было бы куда полезнее гипноза.
Подходя к кровати, Фишер замирает в нерешительности. С одной стороны, ему безумно хочется приласкать мальчика, погладить его по голове, сказав, что все хорошо, бояться нечего. Но с другой стороны, он отчетливо понимает, что эти прикосновения вряд ли принесут фон Ураху спокойствие.
-Эдди,- негромко произносит Санни, становясь позади кресла, чтобы показать мальчику, что он не подойдет ближе, если тот не попросит, он в силах сейчас сдерживать себя,- Ты можешь ложиться здесь спать, здесь ты в безопасности, честно, я не подойду к тебе близко,- медленно, чтобы не пугать Эдгара резкими движениями, парень достает из шкафа еще одно одеяло, кладя его на край кровати. Дальше мальчик разберется с ним сам.
Проверяя дверной замок, он оставляет ключ в скважине. Включая на столе лампу, Санни выключает основной свет, садясь на стул напротив окна и закидывая на подоконник ноги. Этой ночью он точно не замерзнет, поэтому волноваться о том, что на нем сейчас только легкая хлопковая рубашка – не приходится.
Как только копошение в области его кровати прекращается, Фишер тоже почти спокойно закрывает глаза, как ни странно, почти сразу проваливаясь в сон. Такое обычно было для него не характерно, он запросто мог мучиться бессонницей пару ночей, а потом уснуть где-нибудь на уроке. Сейчас же он буквально провалился в сон.
Ему снился Эдгар, его небесно-синие глаза, улыбка, которая обязательно всегда должна украшать губы этого мальчика, потому что она прекрасна. Они гуляли по яблоневому саду, но он был совершенно не похож на тот, который рос рядом с домом в детстве. Фишер мягко сжимал теплую ладонь мальчика, едва сдерживаясь, чтобы не обнять его за плечи. Такого солнечного и светлого дня парень не помнил давно. Да его, наверное, и не было с тридцать девятого года. Картинка сна менялась - начинало темнеть, слишком резко для обычного завершения дня. Солдаты, крики, доктора, вакцина, Эдгар – все смешалось в одну грязно-серую картину боли. Санни видел, как фон Ураха привязывают к столу, вводят ему что-то в вену, а потом медленно начинают разрезать бледную кожу на груди, вспарывая грудную клетку, раздвигая ребра. А рядом стоит мадам директор, довольно улыбаясь, при взгляде на Фишера. «Это все из-за тебя,»- одними губами шепчет рыжая стерва, заставляя Александра задыхаться от безысходности и кричать. Кричать, что есть сил, не слыша своего голоса и чувствуя, как щеки обжигают потоки слез. Прозрачных, чистых – таких, какими они были раньше.
Санни проснулся от собственного крика, размазывая по лицу остатки сна и крови, сочившейся из слезных каналов. Каждую ночь ему снились кошмары, но этот был какой-то особенно яркий и живой, словно видение.
Дрожа всем телом, Фишер сполз со стула, утыкаясь лбом в колени и прислоняясь к стене. Размазанная по щекам кровь выглядела ужасна, Эдгар точно испугается еще больше, увидев ее. Если не испугался до смерти уже, проснувшись от чужого крика. Санни не мог даже посмотреть, где сейчас его мальчик. Слишком сильным был ночной кошмар.
